Игорь Оршуляк: "Была задача сделать нечто большее, чем уже известные проекты. Сделать настоящий театр, а не концерт с элементами шоу"
В первом спектакле — «Тапёр-шоу» — активно и настойчиво звучала, игралась, волновала тема преодоления себя, поиска нового, своего уникального пути. Он заряжает невероятной энергией, позволяющей каждому, увидевшему и почувствовавшему, включить какой-то свой ресурс, удивиться, взлететь. Может быть, зрители так откровенно и не формулируют, но провожают артистов со сцены оглушительной овацией. Мы уже много увидели и услышали комментариев, что «вот так можно! Границ нет». Перед отъездом в в Эдинбург на фестиваль Фриндж (Edinburgh Festival Fringe) с «MoscowBoys» мы разговариваем с автором наших музыкальных спектаклей — режиссером, хореографом Игорем Оршуляком. О том, как создавался спектакль, о том, как начиналась работа, о музыке, о хореографии, о возможностях человека.
О музыке
Мы видели генеральную репетицию MoscowBoys. Впечатление, что тема, заданная в «Тапёр-шоу» получила развитие. Это так? Был замысел продолжить говорить об этом?
Тема преодоления себя, поиска нового — она изначально заложена в сам проект. Однажды Эльшан мне показал самый известный на тот момент спектакль, который играли именно четыре музыканта, сказал, что это очень интересный формат, но он бы видел такой проект в развитии. Не просто милые музыкальные шутки, легкий намек на общую драматургию, а настоящий спектакль. С сюжетом, хореографией, костюмами. И мы придумали «Тапёр-шоу». Музыканты научились делать то, что сегодня не умеет никто, и об этом уже можно говорить совершенно спокойно и уверенно.
Новый спектакль, конечно, развитие темы, продолжение большого разговора о границах возможного. В нем многое сложнее и эффектнее. Это закономерно — артисты готовы к такому формату, и готов наш зритель.
Музыкальная партитура удивительна!
Музыка — это главное действующее лицо. Артисты разговаривают музыкой, музыка иллюстрирует действие, поддерживает интригу, рассказывает историю. И действие, хореография визуализируют музыку. Все связано.
Вы — автор удивительного музыкального произведения, составленного из композиций, которые на первый взгляд вообще не возможны в одном общем контексте. Бородин и Шакира, "Призрак оперы" и "Кадриль" — невероятные встречи.
Музыка — это жизнь. Если вы разложите свою личную историю на составные части, попробуете подобрать звучание каждому прожитому моменту, то у вас получится тоже невероятный микс, и вряд ли это будет только классика, только рок или только легкая популярная музыка. Объем, наполненность, разнообразие эмоций — иначе жизнь скучна и однообразна. Если вы зададитесь целью собрать последовательность музыкальных произведений для иллюстрации даже простого движения чувств, то получите интересный результат. Например, почувствуйте, как по-разному звучат «ожидание радостной встречи», «путь на встречу», «радость самой встречи». И вряд ли у вас получится составить саундтрек этого фрагмента вашей жизни из композиций одного жанра, направления.
Так и в нашем спектакле. Каждое музыкальное произведение звучит в совершенно определенном месте, где только оно может точно передать движение души, мысли, сюжета.
Как строилась эта работа? Нужно же было выбрать из бесчисленного множества произведения именно те, которые нужны. Или вы составляли партитуру из любимых, знакомых.
Конечно, выбор был между композициями узнаваемыми большинством людей. Не все, но бОльшая часть. Изначально в моем плей-листе было более 200 произведений, из которых нужно было выбрать те, которые встретившись в едином действии, лучшим образом расскажут эту историю.
И опять та же аналогия. Музыка — сама жизнь. Слушая музыку и выстраивая логику сюжета, я попадал в тупики, я возвращался в начало пути, блуждал в лабиринтах смыслов, видел новые неожиданные варианты развития уже сложившейся истории, переписывал историю, шел за мелодией, увлекшей своей эмоцией. Сложно рассказывать сам процесс создания. Результат — сейчас в спектакле звучит 35 произведений (фрагментов произведений) за 80 минут.
Мы услышали аранжировки не только известных музыкальных тем, но и популярных песен. Вот как быть с тем, что изначально у этой музыки были слова, в которых заложен свой собственный смысл? Он мешал?
По-разному. Иногда мешал, иногда помогал. В зависимости от темы. В этом мне помог опыт выстраивания хореографических композиций для наших фигуристов. Если вы посмотрите сколько-то номеров, то увидите, что не все прочтения музыкального материала (имею ввиду именно песни) буквальны. Иногда случается приращение смысла, иногда парадоксальное прочтение сюжета, придуманного авторами слов и музыки. И в нашем спектакле музыка — и главный герой, и слуга сюжета.
Все композиции переложены для исполнения классическим струнным квартетом: две скрипки, альт, виолончель. В случае с классикой это менее удивляет, чем варианты такой обработки современной популярной музыки, рока.
Мы обсуждали каждый фрагмент, как он должен звучать, какая мысль, эмоция в нем главная, как достичь оптимального звучания, передающего смысл высказывания. Репетировали, соединяли с хореографией, и опять уточняли, меняли, придумывали. Это большая командная работа. Результат — партитура спектакля.
О хореографии
Мы поговорили о музыке. Разговор вполне естественный, когда речь идет о том, что на сцене музыканты, они играют музыку. Это нормально. Но ведь они при этом еще и танцуют! Это — не нормально. По крайней мере, это удивительно. У нас на странице спектакля периодически возникают комментарии «так невозможно».
Возможно! Это же уже очевидно.
Люди пишут, что невероятно то, как совмещается игра и танец, и не страдает качество исполнения музыки. Все-таки артисты не просто ходят, пританцовывая, как, например, в клейзмерской традиции, они танцуют по-настоящему.
Когда только начинали работать, качество исполнения, конечно, страдало. То качество, которое сейчас видят и слышат зрители, достигнуто очень большим трудом артистов. И желанием во что бы то ни стало сделать так, чтобы всё задуманное получилось. Репетировали отдельно хореографию, отдельно музыкальные партии, совмещали игру на инструментах с движением. По тактам, по минутам, часами, сутками, месяц за месяцем. И всё получилось. Человеческое тело способно на гораздо большее, чем принято считать. Главное, убрать ограничения из головы — не думать «так невозможно». Ничего не получится, если будут сомнения.
А у Вас не было сомнений на старте проекта? Этого не делал никто и никогда. Были милые легкие примеры креативного освоения пространства сцены, хороший юмор номеров, обаятельные артисты, интересная подача. Но серьезной пластики, настоящей хореографии у исполнителей не было.
Была задача сделать нечто большее, чем уже известные проекты. Сделать настоящий театр, не концерт с элементами шоу. В настоящем театре должна быть настоящая хореография. Когда мы начинали работу, не предполагали, что спектакль будет полностью пластическим. Хотели, чтобы в нем были драматические фрагменты, чтобы музыканты разговаривали, пели и танцевали. Были приглашены преподаватели актерского мастерства, сценической речи, сценического движения, должны были начать заниматься вокалом. Но в процессе репетиций, учебы стало понятно, что необходимо выбирать одно направление, оттачивать навык, иначе мы останемся примерно на том уровне, на котором существуют другие музыкальные проекты. Остановились на движении.
На самом сложном.
И самом интересном. Движение, танец — продолжение музыки, визуализация музыки, новая эмоция, дополнительный смысл. И близкий уровень абстракции: нет конкретных слов, музыка начинает тему, движение подхватывает, развивает, но, все вместе оставляет пространство для достраивания образа человеком, который видит движение, слышит музыку. Это — не открытие, так существует балет. Наша задача была соединить в одном артисте два умения: играть музыку и танцевать музыку. Это же очень интересно! Когда одно умение дополняется другим умением, тогда мы получаем новое качество, рождающееся не в результате сложения, а умножения. Сложная конструкция, но согласитесь, что влияние такого спектакля на эмоции людей гораздо более сильное, неожиданное.
Я много лет работаю с фигуристами. И мы все видим, какое мощное воздействие на чувства людей имеют номера, где виртуозное владение коньками сочетается с сильной хореографией. Это — полет! Просто уже давно удивительное искусство фигурного катания для нас тоже стало привычным. А когда всё только начиналось, думаю, что тоже не верилось, что возможно то, что делают мастера сегодня.
Новый спектакль MoscowBoys было делать уже проще?
Конечно! У артистов уже есть не просто опыт и умения, они за годы репетиций приобрели прекрасную физическую форму. Это не свойственно выпускникам музыкальных вузов. Мы очень рады, когда на спектакли приходят молодые музыканты, студенты. Очень хочется, чтобы они, увидев, как работают их коллеги, как они выглядят, как движутся, сами пошли если не учиться танцам, то хотя бы в спортзал. Даже играя в оркестре, совсем не обязательно быть сутулым человеком со слабыми мышцами.
Продолжаю ранее начатую тему. И не было никакого страха, что не получится? В самом начале, когда вы увидели именно молодых музыкантов, которые умели только играть на инструменте.
Была задача найти людей, артистов, у которых этого страха нет. Кастинг длился пять месяцев вместо отведенных двух. Я уже рассказывал об этом много, но стоит повторить. Именно в этих артистах страха мы не увидели. У них на кастинге, также как и у других, многое не получалось, но не было паники, не было желания развернуться и уйти. Был кураж понять, смочь, научиться. Было самое главное — искреннее желание начать работать и доказать себе, что все возможно. Мы бы не смогли работать вместе, если бы это было не так.
Был же еще дополнительный кастинг, когда пришлось искать замену заболевшему виолончелисту.
И именно этот кастинг и последующая работа с новым артистом доказали, что все границы только в голове. Гриша пришел, уже зная, что до него все это делал другой человек, перед ним стояли трое коллег-музыкантов, которые могли делать все то, чему ему предстояло научиться. И если мы репетировали «Тапёр-шоу» до премьеры около года, то ввод нового артиста произошел за три месяца. По-моему, это яркое доказательство того, что ограничения своим возможностям придумывают люди сами. Как только кто-то показал, что «так можно», границы и для других людей раздвинулись.
Можно как-то определить направление хореографии спектакля? Назвать стиль?
Звучит очень разная музыка, развивается сюжет, и рисунок движения, танца зависит от смысла. Какой смысл разделять целое? В одном фрагменте основа — классические элементы, в другом — современный рисунок, звучит музыка, под которую отлично бить степ, значит будет степ. Возник образ полета, скорости — встали на ролики. Не думаю, что так интересно препарировать спектакль по минутам действия. Мы читаем, слышим — «а вот в этом месте у вас вообще трюки, это же — цирк, эксцентрика, а потом балет». Какая разница, как называть? Это всё музыка: танец — музыка тела, музыка — танец звука. Звучим и движемся. Зачем искать определение направлению? Главное — любовь к делу, которое ты делаешь, тогда ты хочешь идти, раздвигая границы, удивляясь и удивляя других людей. В этом радость, только в этом возможно развитие. А то, что люди ищут названия, слова, это нормально: мы раздвинули границы представления о «норме» - люди осваиваются в новых границах, кому-то удобнее оперировать словами, кому-то эмоциями.
